Брезгливо поджав губы, утешаю себя тем, что он для меня, в общем-то, тоже. Кому признаешься, что тебе нравится, когда тебя унижают в постели? Это только в книжках про миллиардеров красиво. Там все идеально – и антураж, и сами люди. А возьми все то же самое, и помести в наш привычный быт – никакой красивой истории не получится. Обычная грязь. Да такая, что не отмыться. И стыд, и болезненные переживания, которыми ни с кем не поделишься.

Мы с Мишей срослись комплексами, сцепились травмами, как два репья, и… Если он, по крайней мере, разделяет, то я даже этого не могу. Влюбилась в него насмерть. Знаю ведь, что ничего и никогда у нас с ним не будет. А все равно с замершим сердцем ловлю каждый взгляд, каждое брошенное вскользь слово. И с упорством потерявшего хозяина пса ищу его одобрения. Бывает, Стрельников скажет «молодец, Таш», а я потом несколько дней на крыльях летаю. Я даже не уверена, что была бы таким уж ценным кадром, если бы не моя потребность в его похвалах, из-за которой я буквально из кожи вон лезу. Ради теплого взгляда Стрельникова, его объятий в моменты радости я готова на все. Самый мой большой страх, что Миша осознает, как я в нем нуждаюсь, и ткнет меня в это носом. Пока я строю из себя невесть что, пока разыгрываю стерву, с презрительным снисхождением относящуюся к его слабостям, с происходящим еще как-то можно мириться. Но если он поймет, как все обстоит на самом деле… Нет. Это будет ужасно.

– Ты сколько уже подходов сделала? – врывается Катин голос в мысли. Смотрю на собственные ноги, выполняющие упражнение приведения бедра на специальном тренажере. Обычно это такое мучение! Но сегодня я так глубоко задумалась, что забыла даже вести обратный отсчет до того, как с этим можно будет покончить.

– Наверное, уже все, – неуклюже сползаю. Кэт занимает мое место. Убавляет вес. Во мне вспыхивает идиотская гордость – я-то «брала» больший. А она… Ладно, она слишком слаба. Это нужно учитывать.

– Кать, кончай прохлаждаться. Давай, попробуй хотя бы тридцатку! – вздыхает Таир, бесшумно подходя к нам со спины. Я вздрагиваю, но уже почти не зажимаюсь. Привыкла за почти месяц, что мы с Кэт посещаем спортзал, к тому, что Валеев рядом, и плевать ему на то, как я выгляжу. А поначалу очень переживала, ага, было дело... Каждый раз одергивала безразмерную футболку в попытке натянуть ту пониже, чтобы прикрыть необъятную жопу, которую даже утягивающие лосины не смогли утянуть до более-менее приемлемого вида.

– Я не хочу задницу, как у Ким Кардашьян, – бурчит Кэт.

– Тебе это и не грозит, – хмыкает Валеев. – А чтобы разгрузить поясницу, необходимо укрепить ягодичные мышцы и мышцы бедра. Давай, не филонь. Мне уже идти надо. А ты, Таш, чего стоишь? Дуй на тягу!

Наши взгляды с Таиром встречаются. После головомойки, устроенной мне Стрельниковым, когда он узнал, что тот о чем-то догадывается, не отвести глаз в такой момент – подвиг. Хоть я и не удивлена. Валеев не взлетел бы так высоко, если бы не его умение подмечать скрытые от чужих глаз детали. Где-то мы с Мишкой все-таки сплоховали. И выдали себя. А Таир не из тех, кто пропустил бы хоть что-то важное во вверенном ему коллективе.

– Да иду я, иду… – бурчу.

– Только не останавливайся. У тебя хорошие результаты.

– Ой, да ладно, Таир Усманович. А то я не вижу по весам, что все безнадежно.

– Мышца тяжелее жира, Таш, ты на объемы смотри. Сто раз тебе говорил. Кэт, опять заваливаешь правую ногу! Расставь на одинаковое расстояние. Стопы прямо.

Перевожу взгляд на коллегу по несчастью. Кэт, в отличие от меня, занятия в спортзале и впрямь идут на пользу. Я покрываюсь некрасивыми красными пятнами от нагрузок, а ее лицо просто приобретает здоровый румянец, который делает его только краше. Про фигуру вообще молчу. Хотела бы я ее ненавидеть, но не получается. Какие же мы бабы все-таки сердобольные дуры! Или это я такая?

– Таш, ну что ты так смотришь? – не выдерживает Катя, стирая с лица пот.

– Немного задумалась.

– Ну да.

– Нет, правда. У Никиты же скоро день рождения, а у меня конь не валялся. Ума не приложу, как праздновать, да и что дарить, если честно, тоже, – съезжаю на самую простую тему.

– А-а-а, точно. Прости, я забыла, – сникает Кэт.

– Неудивительно. Но! – выставляю перед собой палец, – Ты делаешь большие успехи. Говорю тебе как человек, который был с тобой, считай, каждый день на протяжении всего пути восстановления.

– Мне действительно уже лучше, – пожимает худыми плечами. Приглядываюсь к Кэт внимательней. Однажды она уже обвела нас всех вокруг пальца. И верить ей абсолютно было бы слишком оптимистично. Впрочем, кажется, на этот раз она не лукавит.

Таир прощается взмахом руки и уходит, а мы с Кэт отправляемся на растяжку.

– Это видно. Скорее бы тебя уже вернули в офис. Мы просто зашиваемся, – пыхчу, меняя ноги. Думаю, если бы жир на животе позволял, я бы наклонилась гораздо ниже. Действительно, какая-никакая победа. Может, даже Таир не врал, когда сказал, что я делаю успехи? И вовсе не стремился польстить, а просто констатировал факт.

– Сколько это будет Таю? Девятнадцать? И почему он Тай? Все спросить хотела.

Наличие интереса к чему бы то ни было – явный признак выздоровления. Я буду свиньей, если этот самый интерес не поощрю, хотя есть опасение, что Кэт не ограничится моим объяснением. И тогда придется либо увиливать, либо рассказывать то, о чем я вообще предпочла бы забыть.

– Девятнадцать ему стукнет. А Тай – потому что он всему офису прожужжал уши, рассказывая о том, как переберется в Таиланд, съехав от гиперопекающей матери сразу за три тысячи километров, – улыбаюсь, будто мне вовсе не страшно однажды остаться совершенно одной. А ведь положа руку на сердце, эта мысль пугает меня до трясучки.

– Ты очень рано его родила, да? – констатирует очевидное Кэт.

– Угу. В семнадцать.

Мы встаем. Катя вешает коврик для йоги на кронштейн, я убираю за нами мячи.

– А его отец что же?

У меня есть заученный ответ на этот вопрос. Ответ, который запасен на такой случай для посторонних, потому что обрушивать на них правду было бы слишком жестоко. Кому охота слушать о том, как меня изнасиловали девчонкой? Да и как в таком признаешься между делом?

– Никита был зачат в результате изнасилования.

– Ох… – широко распахивает глаза Кэт.

– Как ты понимаешь, я ни о чем не жалею. У меня прекрасный сын. Но отца у него нет, это да.

– Прости, пожалуйста. Я не знала.

– Пустяки. Я давно отпустила эту историю.

И здесь я не лукавлю. В свои тридцать шесть я уже и не помню ничего из того, что случилось в мои шестнадцать. Память пощадила, стерла самые болезненные моменты. Осталась лишь радость, которую привнес в мою жизнь сын.

Ну и мои сексуальные предпочтения, да… Они тоже оттуда. Надо быть полной дурой, чтобы в моем случае не понять, откуда у этого дерьма растут ноги.

– Ох ты ж черт! Я опаздываю… Помоюсь дома, – пыхтит Кэт, заталкивая кроссовки в безразмерную спортивную сумку.

– Куда-то торопишься?

– Реутов обещал привезти дочь.

– М-м-м. Это в первый раз после выписки?

– Да, в первый. Немного волнуюсь.

Немного? Это мягко сказано. Кэт просто в ужасе! И это видно.

– У тебя все получится, – мягко касаюсь тонкого запястья Кати рукой. – Если что, забегайте в гости. Накормлю вас пирогами.

– Спасибо большое! – Кэт порывисто меня обнимает, подхватывает сумку и скрывается за дверью раздевалки.

Я не без труда стаскиваю прилипшую к телу эластичную ткань тейтсов. Муки адовы – этот спорт. А главное, у меня нет понимания, зачем я корчусь, ведь в то, что я смогу похудеть, не верится совершенно. Я тысячу раз пыталась это сделать!

Поправляться я начала во время беременности. Как и многие, заедала стресс. А потом с каждым годом прибавляла по килограмму-двум. Ну и вот… Ненавижу. Просто ненавижу себя. Это отвратительно. Даже банное полотенце, которое та же Кэт запросто обернет вокруг себя дважды, на мне с трудом сходится, чтобы подоткнуть. Не представляю, как у Миши на меня встает. Я выгляжу как свиноматка. Если раньше вес распространялся более-менее равномерно, то в последний год все, как назло, в живот идет. А грудь? Это же просто арбузы какие-то, под весом которых я сутулюсь, как шахматный конь…